Приоритет общего дела: зачем новгородец спасает храмы в глуши
Владимиру Лебедеву 27 лет. Он мечтал стать историком, археологом, но после университета не захотел работать по специальности. Пошёл в колледж на мастера столярного и мебельного производства, потом учился на плотника, чтобы заниматься восстановлением разрушенных храмов Русского Севера.
Володя живёт между несколькими городами, считая своим домом Северо-Запад. Работает, чтобы получить деньги на учёбу или поездки, а не просто ради дохода. Ведь намного больше денег он ценит своё время.
Мы идём в мастерскую, где Володя завершает работу над стеллажом для друга. В дверях встречаем его старого знакомого. Спонтанные встречи с разными людьми случаются довольно часто, и создаётся впечатление, что Володю знает добрая половина Новгорода. После недолгого разговора они прощаются, и мы заходим внутрь.
— Сейчас покажу, — Володя выравнивает у стены мастерской трёхметровый стеллаж, — как это всё выглядеть будет.
В этот момент открывается дверь, и заходит приятель, с которым столкнулись у входа.
— Решил вернуться, посмотреть, что ты тут делаешь, — говорит он, — если можно. Ты уже по сути всё закончил, — добавляет, рассматривая стеллаж.
— Мне осталось зашкурить. А отделку буду делать на месте, у друга дома.
— Сколько времени заняло изготовление?
— Часов пятнадцать.
— А вырезал всё это лобзиком?
— Нет. По ручному угораю, — вон ножовка.
— Серьёзно что ли? Сумасшедший!
Как-то попал в мастерскую по декорированию, ремонту мебели, рассказывает Володя. Дело это так увлекло, что решил заняться «деревяшками» всерьёз. В итоге год назад он окончил петербургский колледж. Уже после выпуска из университета получил ещё и рабочую профессию: стал мастером столярного и мебельного производства. Раньше, говорит, комплексовал, что ничего не умеет делать руками, решил наверстать. И чем несколько лет разбираться самостоятельно, лучше за год получить профессию в колледже.
Освоить ремесло в «ПТУ мечты»
Подходящее место нашлось в Петербурге. Володя его описывает так: «ПТУ моей мечты было. Срок обучения — десять месяцев. Стипендия — 512 рублей. Очень классный учебный план без воды всякой. Ну, кроме ОБЖ. Всё давалось по делу, и в некоторых моментах требовалось даже больше, чем в университете. Это было комично: сидит человек лет 36, у него большой жизненный опыт, и его преподаватель отчитывает, потому что чертёж не сдан. Я там веселился сильно».
Владимир Лебедев в 16 лет окончил школу в Мурманске и переехал в Великий Новгород, поступив на исторический факультет Гуманитарного института НовГУ. Он шёл целенаправленно на истфак: привлекала археология, поэтому документы подавал только на эту специальность. Другие вузы тоже особо не рассматривал.
— Я приехал 17-летним. Санкт-Петербург сразу же был исключён, потому что это город больших соблазнов. Сейчас понимаю, что в этом потоке мог бы потеряться, не туда зайти. И я не пожалел ни разу, что не уехал туда, — рассказывает Владимир. — Новгород оказался очень хорошим городом. То, что я оказался здесь, хорошо сказалось на моей судьбе. Идентифицирую себя сейчас больше как новгородец, а не мурманчанин.
В университете было время, когда захотелось бросить историю. «Потянуло на прагматичность, — комментирует Володя. — Думал, надо идти на какого-нибудь экономиста, кто может нормально заработать».
Студенческие годы стали важным периодом. Владимир убеждён, что высшее образование это не средство для получения работы, а уже само по себе цель.
— Чем хорошо именно гуманитарное образование, — оно позволяет вырваться человеку, расширить бытие за рамками своей повседневности, — комментирует новгородец. — Если мы будем рассматривать человека, который живёт условно обывательской, мещанской жизнью, и вся его действительность заключается в каких-то бытовых моментах, то у него и поле для рефлексии не очень велико. А когда человек обладает широким пониманием происходящего, есть ощущение сопричастности тому, где ты живёшь и в какое время.
Деньги ценны, время — бесценно
Ещё в университете Володя зарабатывал тем, что плёл дреды. После получения диплома понял, что именно эта работа и приносит деньги, и даёт свободу. «Мой статус между фрилансом и самозанятым, — объясняет он. — Деньги у меня появляются от того, что я делаю вот эти специфические причёски. И из сферы эстетической косметологии — мыловарение». На какое-то время он устроился на работу в университет в родном Мурманске, но быстро понял, что бумажная работа безденежна и тягостна.
Володя подплетает своего друга Эдика, с которым они общаются уже почти десять лет.
— Жирную точку в этом поставил, когда приехал в Финляндию на подработки. Плёл дреды, расширял клиентскую базу, потому что там более платёжеспособные ребята. И за день я получил чуть больше своей месячной зарплаты в университете. Решил, что пойду против трендов. У нас же сейчас ситуация такова, что в России есть люди, которые деньги зарабатывают и вывозят их куда-то на Запад, я делаю всё наоборот, — резюмирует он.
Деньги, в отличие от образования, не являются самоцелью. Они нужны на обучение, поездки, позволяют заниматься волонтёрством. «Я не буду работать ещё просто ради денег», — говорит новгородец. Более ценный ресурс — это время. А люди с работой по графику не могут распоряжаться своим временем.
После колледжа новгородец понял, что хочет продолжать учёбу. Поэтому пошёл на плотника. Он иронизирует, цитируя Чехова: «плотник супротив столяра» всё равно, что насекомое по сравнению с человеком. Поначалу поражался, как работают плотники: «Для столяра миллиметр — уже бездна. Если мастер ошибается в пропиле на миллиметр, бывает лучше переделать всю деталь, чем пытаться её как-то исправить. У плотников всё с большим запасом на ошибку, доводку».
С марта по июнь каждые выходные он проводил в Москве в плотницкой школе. Учился другому подходу в работе, совершенствовал навык, чтобы быть эффективнее в экспедициях по восстановлению, сохранению храмов деревянного зодчества на Русском Севере.
Работать на общее дело
— Сейчас основной деятельностью рассматриваю участие в волонтёрском проекте «Общее дело», — рассказывает Владимир. — В прошлом году я в первый раз поехал в экспедицию в Карелию в Медвежьегорский район. Человек 16 нас было — основная масса — москвичи, два новгородца: я и Варлаам Хутынский, — потому что мы реставрировали часовню, которая ему посвящена, — объясняет Володя и добавляет: — Очень удачно, что я попал на этот объект, учитывая мою любовь к Новгороду.
К разрушающемуся памятнику обычно сначала отправляется экспедиция, чтобы оценить его состояние. После этого готовят планы, сметы, проводятся согласования документации, и начинается сбор средств. Все работы проводятся на пожертвования.
Волонтёры спасают святыни в отдалённых, заброшенных деревнях. Проводят противоаварийные работы в разрушающихся деревянных храмах XVIII-XIX веков. Участниками экспедиций становятся разные люди. Есть профессиональные плотники, столяры, реставраторы. Но, в основном, в составе совсем другие специалисты. Встречаются инженеры, телевизионные операторы, мультипликаторы, переводчики. Все православные христиане, воцерковлённые. «В принципе, кому это ещё надо?» — замечает Владимир.
Шутит, что в России человек обычно бывает в церкви два раза в жизни, и оба раза его заносят. На вопрос, как он пришёл к вере, отвечает, что процесс воцерковления происходил очень плавно. Повлияло то, что его дед занимался иконописью. Когда Володе было чуть больше 20 лет, он начал изучать идеалистические концепции. Но было довольно сложно, потому что тогда среди друзей православных не было.
— Вообще православие не очень популярно среди молодых людей. В кругу общения были буддисты, кришнаиты, из христиан — протестанты. Но православных никого не оказалось. Когда минимальное количество раз начинаешь посещать храм либо подступать к молитвенной практике, происходит знакомство с Богом. Начинается новый уровень. Сомнений уже намного меньше, потому что ты соприкасаешься с этим напрямую. Очень сложно описывать религиозный опыт людям, которые этого не переживали. Может быть, грубое сравнение, но это как слепому человеку объяснять цвета, — говорит Владимир.
По словам Володи, самое сложное в жизни как раз быть православным христианином. Говорит, что в экспедиции его окружают близкие люди, которые «звучат друг другу в такт за счёт ментального и духовного единства».
— Несмотря на то, что мы две недели работали на стройке, я за это время не услышал ни одного мата. Никто там не сквернословил. И когда приезжаешь в город после этих экспедиций, после того духовного настроя, это пытка. Первые пять-семь дней просто боль. Идёшь по улице, сначала слух начинает резать сквернословие, которое доносится изо всех углов. Начинаешь видеть мелкие конфликты, и просто голова начинает пухнуть. Потому что был в стерильной среде. Но это тоже очень полезно, это учит смиряться и любить людей.
Борьба с загниванием и разложением
Ему задают вопросы, зачем спасать храмы в глуши: «Кому они там нужны?». Даже в церковной среде наставляют, что храм нужен для прихода, и в любой действующей церкви работа всегда найдётся. Володя вспоминает историю, как уже в конце экспедиции они встретились в заброшенной деревне с женщинами, которые были оттуда родом. От их домов ничего не осталось, но бывшие жительницы продолжают приезжать, ходят на кладбище, находящееся в паре километров.
— Оказалось, что у них была какая-то инициатива по поводу сохранения часовни. Они писали в министерство культуры, отправляли много запросов. И как-то мы там оказались. Они нас вообще не просили, но фонд заметил эту часовню и отправил волонтёров. И получается, даже там, в этой глуши, мы оказались нужны.
Есть добровольцы, которые помогают детям, другие — пожилым людям, третьи — неизлечимо больным. Владимир говорит, что чувствует сопричастность, социальную ответственность перед культурным наследием: «Это величественные сооружения, храмы, они достигают в высоту 40 метров. Эти деревянные конструкции — свидетельство о такой большой любви к Христу тех людей, которые это всё создавали». Он выбрал для себя «Общее дело», потому что это работа против загнивания и разложения.
«Есть церковная дисциплина, чтобы помогать бороться с грехом и страстями. Но православие — вещь сугубо добровольная. Один из основополагающих тезисов — человек абсолютно свободен. В этом и заключается наш образ Бога. Он является свободным, и человек является свободным. И второе соответствие: Бог является творцом, и человек является творцом».
— Сегодня у нас есть культурологический тренд на распад, — комментирует собеседник. — Если посмотрим наиболее популярные паблики — «Русская смерть», «Русская пустота», «Эстетика ******» (тут Володя делает паузу, подбирает слово и в итоге произносит: «Скажем так, дальних мест»). Основной контент, который там предлагается, направлен на смакование разложения и смерти. У нас кирпичи с домов обваливаются, всё заброшенное, всё в запустении.
Как он отмечает, это очень удобная позиция — констатировать, что всё плохо, но ничего при этом не делать, хотя в наших же силах пытаться что-то изменить.
Дом в нескольких областях
Володя живёт между несколькими городами и домом считает Северо-Запад. В разговоре как-то проскакивает: в любой момент можно собрать вещи в рюкзак и переехать.
— Я постоянно перемещаюсь между Петербургом, Новгородом и Москвой. У меня, получается, проектное сознание. Какой-то проект я могу в Петербурге осуществить, как, допустим, с ПТУ. Понимаю, что обучиться на плотника могу только в Москве. У меня бывает такое, что я нахожусь два дня в Москве, два дня в Новгороде и три дня в Петербурге, — делится он.
Замечает, что сейчас всё больше людей стремятся уехать не только из небольших городов, а из России в целом. Многие хотят жить за рубежом.
— После поездок в Финляндию я понял, что в Новгороде человек, который заканчивает среднее специальное учебное заведение, работает, снимает квартиру, иногда может в отпуск поехать, — находится примерно в той же ситуации, что и неработающий финн, который просто живёт на пособие. Логично: что я буду тут корячиться, терпеть, когда я могу уехать в Финляндию, и всё будет классно.
Такая логика ясна, но не близка. Володя вспоминает, как на одном из домов на Торговой стороне была написана цитата: «Что может знать рыба о воде, в которой живёт всю жизнь». В России благодатная почва для духовной практики, есть мощная духовная традиция, говорит он, но многие не понимают и не осознают своего везения родиться здесь.
Фото Светланы Разумовской, Татьяны Алексеевой и из архива Владимира Лебедева
