Алексей Щербинин

«Современный город в политике играет большую роль, чем партии и государства»

В конце августа в НовГУ прошла конференция «Визуальная антропология — 2019. Город-университет: жизненное пространство и визуальная среда». Её участниками стали более 180 исследователей из 27 городов России, а также из Армении, Латвии, Беларуси, Польши, Украины, Великобритании и Австрии. Урбанисты и учёные обсуждали сосуществование и взаимосвязь города и университета. Мы подготовили серию интервью с самыми интересными спикерами.

Отдельная секция была посвящена умным городам. Какова роль университета в преобразовании привычных городских пространств в умные? Как зависят друг от друга университетская и городская среда? Об этом мы поговорили с ведущим секции, заведующим кафедрой политологии Томского университета Алексеем Щербининым.

— Чем вызван ваш — историка и политолога — интерес к урбанистике?

— Сегодня центр политики перемещается в город. Такие институты как государство, партии всё ещё играют определённую роль, но в реальной политической жизни она становится номинальной. Они продолжают существовать за счёт налогов и взносов, а также за счёт привычки граждан. Но даже на макроэкономическом уровне города играют большую роль. На целых континентах, например, в Африке, историю развития городов сейчас изучать интереснее и важнее, чем историю развивающихся или постколониальных государств.

Нужно вернуться к пониманию того, что именно делает человека гражданином. К примеру, в Томске разнообразный контингент студентов. Примерно десятая часть обучающихся — приезжие из дальнего зарубежья. Какими правами они обладают? Как вписываются в жизнь городского сообщества и вписываются ли вообще? Могут ли они быть полезны?

Или взять градостроительство. Районы, которые сейчас строятся, создаются чисто эклектически. Это дома, в которые заселится неизвестно кто. Рядом создаются общественные пространства. У любых общественных пространств должен быть смысл. Только после этого можно ставить скамейки, делать газоны. Тогда можно будет говорить о создании какого-то сообщества. Иначе это жители города, а не граждане. А жители — питательная среда для любого недовольства, протестного движения. Город заслуживает того, чтобы быть понятым.

— То есть чтобы не было недовольства, нужно понять этих людей, как-то упредить, удовлетворить нарождающийся протест?

— Я думаю, что вообще нужно вернуться к родовому пониманию человека. Уйти от примата экономики и быта и вернуться к проблеме, которую поднял в своё время Макс Вебер — различия между бюргером и горожанином (по мысли немецкого философа, отличительной чертой бюргерства является принадлежность к городскому сообществу). Без вовлечённости в сообщество человек изолирован, что превращает его в игрушку в руках любого манипулятора.

— Перефразируя ваш пост в соцсети, какие реалии необходимо понимать в эпоху умных городов, чтобы тема города не превращалась в фигурное складирование кирпичей или панелей?

— Мне кажется, что сегодня доминируют люди, которые преследуют узкоэгоистические цели. У них есть очень хорошее лобби в том числе на политическом уровне. Я имею ввиду строительную отрасль. Ей надо работать, она ставит себе задачи, закладывает стратегию. Но кроме этого существуют коммунальные проблемы, проблемы грамотной организации движения и парковок. На это внимания не обращают. До последнего времени не обращали внимания даже на потребности в школах, детсадах, магазинах, аптеках. Все сдают квадратные метры. Это и есть фигурное складирование кирпичей, которое нуждается социальной корректировке.

— Древнерусские города с точки зрения наполнения пространств строились не так бессмысленно, как современные?

— Я думаю, что да. Во-первых, общество тогда не разрешило бы построить что и где попало. Во-вторых, серьёзное влияние оказывали православные каноны. В-третьих, чувство, что ты строишь для себя. В древнеславянском понимании дом — это не просто здание. В первую очередь, это люди, семья, домочадцы. Затем — их социальная структура, функции, которые они в нём выполняли. Ярославов дом — это не просто изба или двор. Это понятие, к которому относятся вся дружина и челядь. Здание — только третий по значимости смысл.

— В идеале, мы должны к этому вернуться? Вы говорили, что нужно вернуться к родовому пониманию человека.

— Вернуться мы не можем, но надо напомнить людям, что в результате исторического дрейфа мы даже из подсознания эти вещи вымываем. В идеале, у каждого должна быть возможность заказать квартиру определённых параметров, соответствующих его представлениям, и понимание, когда он начнёт за неё расплачиваться.

— Может ли быть практический эффект от обсуждения проблем урбанистики на научном уровне?

— Трудно сказать. У меня было три секции на Московском урбанистическом форуме. После этого просили читать лекции в институте генплана Москвы. Есть заинтересованность, особенно в смысле развития общественных пространств. Их необходимо наполнять смыслами. В советское время были стиляги, винильщики, которые фарцевали пластинками, нумизматы, книголюбы. У них были свои места. Это смысл. То есть если вы людей заведёте, скажете, что только здесь собираются элитные собаководы, никого больше на этой площадке — никаких мам с колясками — не будет. Это будет тематическое общественное пространство.

— Что такое «умный город»?

— Это понятие подразумевает постоянное присутствие в жизни инженерных и интеллектуально-коммуникативных технологий. Это всё что связано с компьютерами, интернетом, всевозможными датчиками, цифровой средой. Я считаю, что на этом нельзя зацикливаться. В работе одного из представителей синергетики я встретил понятие «мудрый город» — то есть город, который учит сам себя. Мы считаем, что университет и город — две разные среды, которые соприкасаются. На самом деле, в движении умных городов бытует мнение о том, что университет должен выступать драйвером экономического развития города и региона. Я считаю, что и эта точка зрения, до которой в России до сих пор не дошли, на данный момент устарела. Город должен сам учить. Я считаю, что Великий Новгород — идеальная площадка для такого эксперимента. Надо вернуться к тому, о чём писал Виктор Гюго в «Соборе парижской Богоматери»: до появления печатного слова сама архитектура, само зодчество были той книгой, которую умели читать граждане.

— В одном из интервью вы говорили, что в России городов-университетов в традиционном понимании на данный момент нет...

— Дело в том, что они просто нигде не зафиксированы. К примеру, в бюджет двух томских национально-исследовательских университетов больше, чем бюджет всей Томской области. Существует рейтинг 100 лучших студенческих городов мира. Пока в эту сотню входят четыре российских города. Там есть студенты, сильные университеты и нормальная среда для проживания и обучения. Это и есть оптимальное понимание студенческого города. Это, конечно, Москва. Она входит в топ-50 лучших. В 2019 году на второе место среди российских городов вышел Санкт-Петербург. На третьем месте Томск, и на четвёртом — Новосибирск. В этом году рейтинг возглавляет Лондон, годом ранее первым был Монреаль. В рейтинг попадают и классические города-университеты, которые и известны, в первую очередь, своими вузами.

— А могут ли в принципе наши маленькие города претендовать на то, чтобы стать такими городами-университетами?

— Для начала необходимо провести аудит. В мире Великий Новгород известен не университетом, а своей историей.

— То есть в нашем случае логичнее концепция города-музея?

— Это — главное направление. Я считаю, что этим главным драйвером и надо пользоваться в пиаре. К вам должны поехать российские и иностранные студенты заниматься этим.

Фото: Светлана Разумовская