Валентина Грохотова

«Нужно жить честно и не завидовать другим»

У меня всегда вызывают особенное уважение женщины, сумевшие одновременно реализовать себя и в семье, и получить хорошее образование, и построить карьеру. При этом они имеют широкий кругозор и свободу мысли. Мне повезло пообщаться именно с такой. С заместителем декана юридического факультета Валентиной Грохотовой мы поговорили о личном и профессиональном, о русском и европейском, о Новгороде и университете.

— Как вы попали в Новгород?

— В 1978 году я приехала в Великий Новгород и поступила на истфак. Школу я окончила в селе Медведь Шимского района Новгородской области. До этого мы жили в Москве и Санкт-Петербурге. И когда папа (он был военным) сказал, что его переводят служить в село Медведь, мы с мамой первые месяцы просто рыдали. Но потом, спустя годы, я поняла, что этот переезд стал одним из главных событий в моей жизни.

— Почему?

— Да потому, что мозги на место встали. Когда живёшь в столице, учишься в лучшей школе, немного теряешь связь с реальностью, что ли. А в Медведе у меня получилась очень насыщенная и интересная школьная пора. У нас был и краеведческий музей, свой деревенский театр. Это была совсем другая жизнь. Она была очень искренняя и настоящая.

— Почему вы не вернулись в Санкт-Петербург получать высшее образование?

— Родители не отпустили. Когда мы ещё жили в Питере, в 8 классе я попала в очень тяжёлую аварию — меня сбил троллейбус. Долго лежала в больнице, восстанавливалась. Они боялись за меня, так как я была одним ребёнком.

— Выбор пал на истфак в Новгороде...

— Во-первых, я всегда интересовалась историей и была гуманитарием. К тому же тогда истфак был с английским языком. Это очень привлекало. Факультет считался очень престижным.

— Чем запомнилась учёба?

— Людьми. У нас были удивительные преподаватели. Английский вела Леонора Кузьминична Чистоногова. Это легендарная женщина: строгая, умная, стильная. Она преподавала у нас с первого до пятого курса и была куратором нашей группы. Мы ее обожали, уважали и долгие годы сохраняли самые хорошие отношения. Она для нас была такой умной, такой красивой, такой грамотной. Позже мы поняли, как много нам дали наши преподаватели. Леонора Кузьминична возила нас на генеральные репетиции в БДТ в Питер. И её не волновало, где ты там будешь жить. Вы хотите ехать — поехали!

Юлий Беркович Циркин организовывал каждый семестр поездки в Эрмитаж, и у нас были там занятия и лекции по истории искусства, а на 5 курсе мы уже слушали их на английском языке.

— После окончания университета вы работали по специальности?

— Уже на 4 курсе я стала интересоваться историей международных отношений, писать статьи. Но на 5 курсе, в 20 лет, мне предложили возглавить секретариат комсомола. Я была очень романтичная и идейная барышня с неуёмным желанием делать этот мир лучше. Вот мне и поручили руководство полуторатысячным коллективом. Какое было время! Мои самые близкие друзья — оттуда.

Потом я вышла замуж, родилась дочь. А после выхода из декретного отпуска — новый опыт: работа заместителем директора ПТУ № 16. Это было такое заводское училище, прямо при заводе «Старт». Пэтэушники оказались не такими опасными. У нас был свой рок-коллектив, дебаты по самым актуальным проблемам (это ж самый разгар пересторойки). Оказалось, что профтехобразование хорошо финансируется, и мы организовали поездку с ребятами за рубеж, в Румынию. Поехали, конечно, лучшие учащиеся. А возглавлял нашу делегацию секретарь Холмского ВЛКСМ Михаил Прусак. Тогда с группой, выезжающей за границу, обязательно должен был ехать комсомольский работник. Мы с того времени с Михаилом Михайловичем не раз пересекались по работе.

Когда в 1992 году в НГПИ открылась аспирантура по кафедре всеобщей истории, мой научный руководитель Станислав Германович Десятсков позвонил и предложил поступать. Так в 1995 году я вернулась в университет — и теперь уже навсегда. Защитилась, а в 1997 году и меня пригласили работать на недавно открывшийся юридический факультет.

— Я поступила в 1998 году в наш университет, на журналистику. И помню, что юрфак — это было очень престижно в то время. Там училась местная элита. Но ведь и была такая история, что с дипломом новгородского юрфака сложно устроиться на работу.

— Не совсем так. Когда мы сейчас вспоминаем конец 90-х — начало 2000-х, было тяжело, но мы жили очень интересной жизнью. Было ощущение, что мы можем всё. Мы разрабатывали новые курсы, приглашали специалистов из Москвы, из-за рубежа.

И, когда я слышу вот это «с дипломами НовГУ никуда не берут», мне хочется сказать: а вы вообще знаете, какие у нас выпускники? Недавно мы отмечали 25-летие юридического факультета и проводили серию мастер-классов наших выпускников для нынешних студентов. Так вот — и студенты, и люди со стороны, когда видели список выступающих, их позиции, места работы, спрашивали: это правда наши выпускники?!

Эти ребята работают в крупнейших российских и международных юридических фирмах, возглавляют подразделения в сетевых компаниях, руководят собственными юридическими фирмами. И никто и никогда не сказал, что диплом НовГУ стал помехой в их карьере.

— Что для вас самое важное в преподавательской работе?

— Это когда спустя годы у меня остаётся связь с моими выпускниками. Мы можем обсуждать не только профессиональные вопросы, но и помогаем друг другу в сложных личных ситуациях.4

— Давайте о глобальном теперь. Россия — это Европа или Азия?

— Недавно мы об этом говорили со студентами на семинаре. Интересный получился разговор. Для меня сомнений нет: конечно, Европа. Это наш тип мировоззрения. Мы выходим все из античной культуры, смысл которой — познание человека. И это во всём проявляется: в литературе, в искусстве, в развитии правовой доктрины. У мусульман — абсолютизация бога, иного мира, абсолютизация подвига во имя Аллаха; у буддистов человек — крупица мироздания, часть бытия. У нас не так. Мне кажется, именно отношение к месту человека в пространстве времени и культуры определят мировоззрение. Да, мы не похожи на немцев и голландцев. Но мы, конечно, европейцы. Просто мы по-другому рефлексируем. Но база у нас европейская.

— Но откуда тогда у русских людей такое стремление ко всему коллективному, как у азиатов, например?

— Это нормально и для европейцев. Протестантское сознание, например, абсолютно коллективистское. Поэтому не думаю, что стремление к коллективному — это от азиатов. Человек вообще существо социальное, и те или иные формы коллективизма существуют во всех культурах.

— И нам, русским, нравится, что мы европейцы...

— Да, в нашем сознании есть обобщённое представление о «европейском» как о чём-то в целом позитивном. Каждый раз, когда мы говорим «европейский стиль», «евроремонт», мы же вкладываем безусловно позитивную коннотацию.

— А сейчас что происходит с понятием «европейский» и нашим отношением к европейскому?

— Не думаю, что в целом наше отношение к европейскому сильно изменилось. Есть ощущение неких манипуляций с общественным сознанием, искусственным противопоставлением с внешним миром.

— Таким образом в нас воспитывают патриотизм. Похоже, что других скреп у нас уже не осталось... разве что День Победы.

— Знаете, мне не очень нравится чрезмерное усердие в воспитании патриотизма. Мне кажется, что патриотизм воспитывается знанием родной истории, литературы, формированием ответственности за то, что происходит в твоей стране, участием в каких-то важных и нужных делах, а не только и столько маршами, лозунгами и массовыми мероприятиями.

Самое опасное — навешивание ярлыков и разделение на патриотов и непатриотов. Как понять, кто больше Родину любит? Кто может взять на себя право судить? Знаете как говорят: легко любить всё человечество и очень трудно любить одного конкретного человека.

— Это как и с религией: легко любить Бога, а ты попробуй возлюбить ближнего своего.

— Вы знаете, я немного завидую реально верующим людям. Для многих это понятный способ объяснения своего места в жизни. Это поддержка самого себя. С прагматичным, материалистичным сознанием очень трудно принять смерть и конечность существования. Но при этом для меня религия и вера — это две разные вещи.

— Давайте вернёмся к исторической памяти. Как всё-таки правильно сохранить историческую память для будущих поколений, не извратив всё это?

— Нельзя врать. И самое главное — самим себе. Проблема с исторической памятью — из этого же порядка. Наша проблема в том, что мы всё время пытаемся доказать свою исключительность. Но это не так. Не может выстроиться национальное самосознание на уничижении значимости других культур и народов. Вот мы — Великая страна. Но Танзания — тоже великая. У них тоже свои страдания и переживания. Я думаю, не нужно доказывать свою исключительность, а надо спокойно и честно заниматься развитием своей страны. И каждому начать с самого себя: честно и спокойно.

— Кому сложнее реализовываться в профессиональной и общественной жизни — мужчине или женщине?

— Если вам нужно выбрать — работа или дети, что вы выберете?

— Конечно, быть мамой. Хорошо, а что такое тогда женская успешность?

— Мне кажется, проблема женской реализации — в том, что женщина, в нашей стране, во всяком случае, постоянно оказывается в ситуации конфликта ценностей. Ценности семьи и ценности карьеры, самореализации. Я как-то посмотрела статистику: на региональном уровне женщины довольно успешно сочетают семью и карьеру. Женщин много и в государственных органах, и в бизнесе. Но как только встаёт вопрос о переходе на федеральный уровень, всё — женщины остались дома. В Москву на высокие должности в основном поедут мужчины, женщины останутся с мужем, детьми. Таковы реалии. Мы в целом пока не так мобильны, как, скажем, в Штатах, где вся семья переезжает следом за одним из членов семьи, если у него карьера пошла в рост. Ну и патриархальное сознание ещё крепко, когда женщина иногда боится сделать карьеру лучше своего мужа. А как это будет выглядеть? А как это мужик за женщиной поедет?

Я вообще считаю, что женщинам в России нужно не столько равноправие с мужчинами, сколько дополнительные права. То, что называется, позитивная дискриминация. Чтобы женщина могла и граждан своей стране рожать, и профессионально расти, и выглядеть хорошо. Справедливость не всегда требует равенства.

— Как было у вас? Вы же мама двоих детей, теперь бабушка. У вас прекрасная профессиональная и научная карьера.

— Я всегда говорю своим студенткам, что надо удачно выйти замуж — и тогда потом ты сможешь заниматься тем, чем ты хочешь. Удачно — значит, по любви. И с уважением и заботой к своему партнёру. И с чувством ответственности. Тогда всё получится.

Когда мы с мужем поженились в начале 80-х, у нас ничего не было: жили в общежитии без горячей воды и с сомнительными соседями. Когда нам предложили бывшую колясочную и сказали — делайте ремонт и будет вам квартира, мы были с мужем счастливы. У нас наконец-то появилось что-то своё. После работы вечером ехали и сами делали ремонт. Потом в два часа ночи шли пешком через весь город, а в 8 утра — снова на работу. И так месяца три, наверное. Но у нас была задача — к Новому году переехать. И мы 31 декабря повесили занавески. Мне муж всегда говорил: не переживай, мы же вместе, значит, всё будет хорошо.

Но это мой опыт. А так — не знаю ответа.

— Ну, есть же какой-то рецепт?

— Жить искренно, позитивно и главное — честно. И не завидовать другим.

— Я знаю, что вас очень любят студенты и ваши выпускники. В чём секрет такой народной любви?

— Во взаимности, конечно! Потому что я тоже их люблю и уважаю. И они это чувствуют и понимают.

— Расскажите про то, как не развить в себе провинциальное мышление. Мы ведь живём в регионе, и наш вуз — не самый топовый в России. Но как вы так держите свою высокую профессиональную планку, что вас приглашают читать лекции в Страсбург, на международные конференции высочайшего уровня?

— Вы знаете, это вообще проблема русских. Нам страшно показаться провинциальными. Мы все думаем, что всё лучшее — в столице, а провинция — это второй класс. Это прямо наша национальная болезнь.

Мне кажется, есть только одно средство — больше ездить, смотреть мир, общаться с людьми, и в профессиональном смысле, и вообще. Тогда и понимаешь, что «не место красит человека».

— Вы верите в идею «Великий Новгород — город-университет»?

— Да это просто идеальное место, чтобы здесь был город-университет. Лучшие университеты мира же — не в столицах. А у нас — спокойное и несуетное место, именно здесь нужно учиться, заниматься наукой. При этом близко к обеим столицам, доступна вся культурная и интеллектуальная среда.

Предложи мне сейчас переехать в большой город — я бы не согласилась. В Новгороде есть время для жизни, а в столице — нет.

— Что бы вы могли сделать для образования в России?

— Я думаю, что могла бы написать хороший учебник. Только всё времени не хватает. У меня нет никаких иллюзий по поводу своей высокой научности, не стремлюсь быть известной и узнаваемой. Мне хочется быть полезной.

Фото: Светлана Разумовская и архив Валентины Грохотовой